Слово Императора (СИ) - Страница 23

Но когда я почти уже отклеилась от стены, чтобы ретироваться обратно в кабинет, меня отвлёк чужой смутно знакомый голос, прозвучавший совсем рядом. Голос был странный — высокий и хриплый, каркающий.

— Всё-таки, хороша, девка!

Вздрогнув от неожиданности, я распахнула глаза, дабы выяснить, кто это такой разговорчивый. Увиденное меня, мягко говоря, озадачило.

Рядом стояла старуха. Скрюченная, высохшая, древняя, маленького роста, со сморщенным лицом и крючковатым носом; она напоминала какую-то странную птицу, да ещё кажется давно и безнадёжно мёртвую. Длинные редкие седые волосы были разделены на пряди, часть которых была переплетена пёстрыми шнурками, а часть — прихотливо перехваченные нитками, и клоками свисали до талии, занавешивая женщину дымчато-серым паутинным покрывалом. Традиционный местный наряд, в устройстве которого я не стала разбираться сегодня утром, напоминал на ней старый саван, особенно — своим пыльно-белым цветом.

И только глаза — внимательные, ярко-жёлтые, звериные, — выбивались из остального образа. В них была властность, мудрость, но совсем не было старости.

— Кто вы? — решительно отстранившись от стены, спросила я. Старуха не спешила отвечать; восхищённо цокая языком, как будто на рынке приценивалась к приглянувшейся кобыле, она начала обходить меня по кругу, цепко придержав за локоть, когда я попыталась повернуться к ней лицом.

— А Владыка-то наш не промах, — противно ухмыльнулась она, принюхиваясь. — И страной управлять успевает, и жене ноги раздвигать не забывает!

— Какое ваше… — раздражённо начала я, очень жалея, что передо мной стоит такой ветхий музейный экспонат, и я не представляю, как можно её урезонить со скидкой на древность и субтильность. Первый приходящий в голову вариант «кулаком в ухо» можно было трактовать как преднамеренное убийство. Второй — пару забористых оборотов непечатного характера — встал поперёк горла: воспитание и поколения венценосных предков были категорически против.

— Молчи, девка, я говорю! — властно оборвала она. — И вообще, я тебе добра желаю, — вполне миролюбиво заключила старуха. — Не признала, беззубая? Ты из моих рук вчера чашу с кровью брала, жрица я. Ни тебе, ни мужчине твоему худого не сделаю, — сухая ладонь кандалами сомкнулась на моём запястье, и женщина потащила меня по коридору. Поскольку направление совпадало с нужным, а слабость почему-то отступила, я покорно поплелась следом. Во всяком случае, до императорских покоев нам по пути. — Шидар упрямый дурак, — проворчала она. — Неправильная война, гадкая, подлая. Хорошо, мальчишка умнее оказался, прекратил, тебя взял. Выйдет дело, чую — выйдет! Хорошее дело выйдет, ладное, — бормотала старуха, и я не особенно вслушивалась.

К моему удивлению, жрица привела меня именно туда, куда нужно было, то есть — в покои. Невозмутимо втащила внутрь, подвела к накрытому на двоих столу и кивнула на кресло, а сама удивительно царственным движением, не вяжущимся с согбенной спиной и шаркающей походкой, опустилась напротив. Я озадаченно огляделась, не понимая, кто и когда успел исполнить моё желание об обеде. Происходящее мне не нравилось чем дальше, тем сильнее. Зрела твёрдая уверенность, что старуху эту слушать не следует, а делать то, что она говорит — тем более. Хотя есть хотелось просто зверски; утром желудок от мыслей о еде порывался вывернуться на изнанку, а теперь явно угрожал готов переварить самого себя, если не подкинуть ему чего-нибудь более существенного.

— Ешь, девка. Тебе сил много надо, и сейчас, и потом, — подбодрила меня безымянная жрица. Я вспомнила, что Руамар упоминал о неспособности жриц на предательство, и решила рискнуть.

Вот что мне действительно нравилось в Руше, так это их кухня. Много мяса, пряностей, свежие фрукты и овощи: то, что я больше всего любила, и чего мне так не хватало на армейском довольствии. Судя по температуре горячих блюд, — а они действительно были горячими, — на стол накрыли буквально перед нашим приходом.

— Ешь, ешь, — одобрительно кивала старуха, внимательно наблюдая за моим выбором блюд. — Это молодец, это правильно. Есть хорошо надо. И на вопросы мои отвечать. Муж твой первым у тебя был?

— Да какое… — опять попыталась возмутиться я, но жрица опять рявкнула, звучно хлопнув ладонью по столу.

— Отвечай!

— Да, — кивнула я. И с подозрением воззрилась на старуху; обсуждать с ней подобные вещи я не планировала, тогда почему ответила?

— Утром он тебя лечил? — пристально буравя меня взглядом, продолжила женщина лезть не в своё дело. И опять я не смогла промолчать.

— Да.

— Молодец, мальчик, — удовлетворённо сощурилась она.

В еде всё-таки что-то было? Нечто вроде сыворотки правды? Или какое-то другое зелье?

Мысли метались лихорадочно, но никаких побочных эффектов я у себя найти не могла. Не кружилась голова, не рассеивалось внимание, просто я не могла не делать то, что она мне говорит. И это уже пугало.

Я попыталась встать, но жрица опять, не отрывая взгляда от моего лица, припечатала короткой командой:

— Сидеть! И слушать. Упёртая какая… Тяжело с вами, все с характерами, все упрямые. Говорю же, добра желаю! — сурово нахмурилась она, когда я опять попыталась встать. Ощущение было такое, будто на меня сверху положили что-то мягкое, обволакивающее и очень тяжёлое, да ещё проклятая слабость навалилась с новыми силами. — Ну, девка! Огонь! — старуха вдруг опять восхищённо прицокнула языком, ухмыльнувшись. — Хорошо выйдет! Очень хорошо выйдет! Значит, так. Ты жить хочешь? — сощурилась жрица. — Тогда сделаешь, что говорят! — она с неожиданной для такого возраста прытью поднялась, обошла стол и, обхватив мою голову ладонями за виски, приблизила лицо к моему, буравя взглядом.