Жрица кивнула, что-то пробормотав себе под нос, бросила на меня странный изучающий взгляд и велела женщинам увести мою без пяти минут жену.
А буквально через пару секунд после того, как она исчезла из виду, я почувствовал, что зелье начало действовать.
Состояние было странное, и я всё никак не мог понять, считать его приятным или наоборот. Сердце гулко стучало в горле, а мысли в голове категорически не желали собираться в связные цепочки, постепенно вовсе вытесняясь ощущениями. Восприятие обострилось до такой степени, что я слышал все шорохи в соседних пещерах, мог разглядеть каждую трещинку в камне, а запахи… они были настолько точными и подробными, как будто я не ощущал их, а читал книгу. И всё это сопровождалось ощущением эйфории, сокрушительного удовольствия просто быть.
Я стоял неподвижно, каждой клеточкой собственного тела ощущая окружающий мир, прорастая в него, пропуская его в себя и чувствуя себя всемогущим, способным своей волей погасить солнце или поднять со дна океана новый материк. Всё вокруг казалось фантазией, моей фантазией, прихотливо изменяющейся по моей воле.
— Почему Шандра отправила её так быстро? — тихо спросила одна послушница у другой, постарше. Девушки втроём подглядывали за происходящим из-за угла, и их искреннее любопытство, замешанное на лёгком опасении быть пойманными, добавляло сладковатый привкус тревожному напряжённому ожиданию стоящих позади меня мужчин.
— А ты что, хотела, чтобы Император завершил обряд прямо здесь, или хуже того — где-нибудь посреди улицы? — язвительно отозвалась самая старшая. — Ты на него посмотри! Никогда не видела такой стремительной и сильной реакции, даже страшно!
Слова любопытных послушниц, равно как и сам факт их существования, проскользнули по краю восприятия, оставив меня равнодушным. Я только мельком удивился, какие интересные образы способна породить моя фантазия.
Мне сейчас было не до них. В эйфории бытия слышалась какая-то фальш, едва уловимая за ощущением восторга. Чего-то не хватало, что-то было неправильно, какая-то мелочь не давала полностью раствориться в удовольствии. И чем больше я об этом думал, тем сильнее этот диссонанс тревожил. Звуки… образы… запахи…
Запах. Едва уловимый след, воспоминание о присутствии; но, уловив его, я на несколько мгновений забыл, как дышать. Вся эйфория, все стремления и ощущения схлынули, вытесненные единственным желанием — найти обладательницу этого запаха и заявить на неё свои права, обладать ею. Запах звал, манил и обещал наслаждение. Запах утверждал, что она хочет того же.
Долго думать я не стал. Мгновение, и вот уже по камням бесшумно ступают мягкие звериные лапы. В этой второй ипостаси было гораздо проще идти по следу, да и быстрее. И кроме ведущего меня запаха, в окружающем мире меня ничто не интересовало: ни испуганные возгласы посторонних, ни расстояние.
Императрица Александра, Империя Руш, замок Варуш
Я давно не чувствовала себя настолько погано; наверное, с эйдорской лихорадки, перенесённой два года назад в полевом госпитале. Кожа местами саднила, местами горела, а местами просто безыдейно болела, в висках ломило (надо полагать, от этого их афродизиака). При этом меня ещё мутило, по всему телу разливалась противная липкая слабость, а ещё было жарко и душно. Очень хотелось уснуть и не просыпаться до полного выздоровления.
Уверенные воспоминания о прошлом заканчивались на холодной почти пустой пещере, в которой шевелились невнятные тени. Хорошо местным, они в темноте видят, а я пока дошла — все ноги подрала об острые камни. Потом был какой-то странный напиток, в котором привкус крови совершенно отсутствовал, зато присутствовала какая-то пряность, и… пожалуй, всё. Потом урывками была дорога, какие-то странные образы и провалы восприятия на фоне немотивированной эйфории. Судя по всему, — и по тогдашним галлюцинациям, и по нынешней помойке во рту, — эта их «кровь Первопредка» представляет собой какое-то наркотическое вещество. Какое-то весьма тяжёлое наркотическое вещество…
Я искренне надеялась, что меня по крайней мере на день оставят в покое, и не понадобится никого принимать и ни с кем встречаться. Когда я болею и плохо себя чувствую, я становлюсь ужасной мизантропкой. Предпочитаю страдать и мучиться в одиночестве, а свидетели меня раздражают.
Заставляя окончательно очнуться, жар и духота вдруг исчезли, и меня наоборот бросило в холод. Я открыла глаза, чтобы всё-таки понять, где нахожусь, и столкнулась с пристальным немигающим взглядом жёлтых глаз Императора. Моего, — теперь уже, наверное, в полном смысле, — мужа. Зрачки его опять представляли собой узкие щёлочки, выражение лица не поддавалось определению, а ноздри раздувались — он тщательно принюхивался. Несколько секунд он продолжал меня гипнотизировать, пару раз торопливо моргнул, и зрачки опять приняли близкую к кругу форму. А потом мужчина вдруг наклонился и, прикрыв глаза, медленно и сосредоточенно провёл языком по глубокой царапине у меня на груди. Опять принюхался, и повторил своё действие уже уверенней.
— Ваше Величество, что вы делаете? — озадаченно уточнила я чуть сиплым со сна голосом, порываясь подняться.
— Лежи и не дёргайся, женщина, — недовольно процедил он, прижав меня ладонью к постели. — Я тебя лечу.
— Может, проще позвать доктора и достать аптечку? — неуверенно предложила я.
— Не проще, — недовольно рыкнул Император, раздражённо сверкнув на меня своими кошачьими глазами. И я благоразумно замолчала и замерла, решив не спорить. В конце концов, может, у них так принято. Вместо утреннего умывания.